Стоило ей отложить ручку, как отец проскользнул мимо нее и достал из шкафчика банку овсянки.

– Я знаю, что мы сделаем! – Он заговорщицки вздернул брови.

– Время ужинать! – запротестовала мать.

– Как зайдет солнце, вернемся, – сказал папа.

Луна заулыбалась. Может, большинство старшеклассников и не любили проводить время с родителями вот таким вот образом, но для Луны это было одним из любимых занятий.

Отец привез их к университету, где преподавал, и поставил машину у озера. Гуси паслись вдоль кромки воды. Когда Луна с родителями вышли на морозный воздух, птицы насторожились и сбились в кучу.

Луна бросила первую пригоршню овса, стараясь, чтобы он разлетелся по широкой дуге.

– Осторожнее! – повторяла мать.

– Знаю, – отмахивалась Луна. Порой гуси вели себя агрессивно. Тем не менее она подошла чуть ближе.

В озерной ряби отражалось розовое небо. Ветерок раздувал ветровку, ерошил волосы. Он пах землей.

Луна любила простые радости, вот как сейчас. Смотреть, как гуси клюют овсянку. Стоять с родителями и любоваться озером и пламенем заката. Ей не хотелось уезжать, не хотелось в колледж. Пусть мгновение длится вечно.

– Сто лет мы так не делали! – Луна еле справилась с подступившим к горлу комком. – Отличная идея, пап.

– Конечно, – отозвался отец. – Все мои идеи такие!

Она встала так, чтобы ее печаль была видна лишь воде и небу. Перед глазами все поплыло. Озеро почернело и утратило все отражения, превратившись в пустоту. Но вдруг в темноте… что-то шевельнулось? Она была готова поклясться, что в пучине мелькнул какой-то силуэт.

– Что это? – Луна отпрянула. – Что происходит с озером?

– Где происходит? – не поняла мать.

Луна моргнула, и все стало как раньше.

– Да так, показалось.

Когда они уезжали, она еще раз обернулась через плечо – убедиться. В воде озера отражалась первая звездочка. Она подмигнула Луне.

* * *

На следующее утро Луна должна была проводить мастер-класс по традиционному узелковому плетению в фэйрбриджской школе китайского языка. Родители решили, что ей это не помешает, – будет хорошо смотреться в заявке на поступление.

Она раздала мотки толстого нейлонового шнура и картинки для тех, кому нужно наглядное пособие. Быстро посчитав учеников, она поняла, что одного не хватает.

– Гм, ладно, начнем. Меня можно звать Луна.

– Вас не надо звать «учитель»? – спросил кто-то из детишек.

– И говорить по-китайски? – уточнил другой.

Она улыбнулась.

– Нет. «Луна» будет достаточно. И говорите по-английски. Итак. Сегодня мы будем плести человечка. Вот такого. – И она показала образец: ручки-петельки, вязаное тельце и свисающие ножки с бусинками на концах. – Начинаем с петельки…

Дети оказались разговорчивыми и быстро схватывали. Луна отрезала себе синюю и зеленую нитки. Толще, чем провод от ее наушников, гладкие и шелковистые на ощупь. Они поблескивали на свету, точно сокровище, выброшенное морем на пляж. Наверное, оттого она так любила вязать маленьких морских существ.

Внахлест, под низ, обмотать и продеть. Чтобы сделать узел, всегда был конкретный способ, четкий алгоритм. Пальцы уверенно управлялись с нитью. Цвета обретали форму.

Вот бы все жизненные вопросы решались так просто! Какой колледж выбрать? Какую основную специальность? Где сделать карьеру? Какие узелки завязать, чтобы жизнь стала такой, какую ей хочется? А какую жизнь хочется ей?

Луна доплела бабочку и полезла в рюкзак за спичками. Это была ее любимая часть процесса – прижечь кончики нейлонового шнура, чтобы узелки не растрепались. Она подождала, пока нейлон не начал плавиться, а затем одним движением – как делают углубление в печеньях – прижала кончики к столу. И они мгновенно остыли, надежно запечатав волокна, – их поверхность стала гладкой, похожей на пластик.

Она наполовину доплела вторую фигурку – на сей раз большую сову из толстой нити, – и лишь тогда до нее дошло, что занятие почти закончилось, а отсутствующий ученик так и не явился. Луна пробежала глазами список, чтобы найти фамилию, перед которой не стояло галочки, – и тут открылась дверь, и на пороге возник маленький смущенный мальчик, а за ним…

Шел Хантер И. Он, моргая, уставился на нее. Она пристально посмотрела в ответ, пытаясь унять трепет в груди.

Он откашлялся:

– Прошу прощения, что помешал. Мой брат Коди опять заблудился. Кажется, он записался сюда.

Луна с трудом изобразила обычную улыбку:

– Что ж, Коди! Приятно познакомиться. Заходи!

Коди оглянулся на старшего брата.

– Ты тоже заходи, Хантер. – Она впервые произнесла его имя вслух, отчего язык закололо, будто от крошечных электрических зарядов. Неужели она краснеет?

Братья только начали усаживаться за заднюю парту, как зазвенел звонок.

– Ох. – Луна откашлялась и обратилась к остальным: – Ну что ж, мы закончили. Если хотите, я обработаю концы для вас. Ну или попросите родителей. Инструкции я вам раздала.

Прихватив пару мотков шнура, Луна направилась к Коди, который выглядел ужасно расстроенным.

– Это довольно просто, – сказала она, стараясь не смотреть на его брата. – Уверена, если вы поработаете вместе, то очень скоро все поймете. Я вам покажу, как начать.

Она сделала петельку из желтой нити и обмотала вокруг нее голубую – завязать первый узелок. Коди уставился на ее руки, она же ощущала на своем лице взгляд Хантера.

– Ну что, попробуешь? – И она вручила Коди оба мотка.

Он молчал, но очень быстро сообразил, что надо делать: пальчики уже разделяли нити и завязывали узелки в правильном направлении.

– Вот видишь, получается. – Краем глаза Луна заметила браслет на запястье Хантера: он был сплетен из тонкой красной нити в одном из ее любимых стилей и выглядел старым, будто его сплели давным-давно. Интересно, кто – может, он сам?

Коди издал нечто по интонации похожее на вопрос, протягивая ей на проверку узелки.

– Все верно, – сказала она. – Я уже вижу: у тебя, Коди, скоро будет отлично получаться!

И, не удержавшись, подняла взгляд на Хантера. Глаза его смотрели проницательно и светились – чем-то, чего она никак не могла понять.

– Спасибо, – сказал Хантер.

Хантер И

– Она мне понравилась, – сказал Коди, пристегиваясь.

Разумеется, Хантер понял, о ком говорит брат. И кашлянул:

– Здорово.

– А тебе?

Ключи упали. Он зашарил по полу, ища их.

– Нравится, – не унимался младший брат. – Я же вижу.

– Ну-у… – Хантер умолк. Думать, как отреагируют родители на то, что оба их сына с восторгом отзываются о дочери Чангов, не хотелось.

Он обещал маме, что в этом году постарается быть тише воды ниже травы. Но как это сделать, если в школе он постоянно сталкивался с Луной, Хантер понятия не имел.

Коди поставил кассету с «Вестсайдской историей» и стал крутить ручку громкости.

Все песни Хантер слышал тысячу раз, но он особенно любил, когда брат громко и восторженно подпевает. Когда они в машине вдвоем, окна плотно закрыты и никто не слышит, можно шуметь сколько угодно. Не волноваться о том, что их подслушают. О том, что они привлекают к себе опасное внимание.

Они почти доехали до дома, когда Коди сделал звук потише.

– А нам прямо сейчас надо домой? – спросил он.

Хантер посмотрел на часы. Ужин только часа через два, и он был совершенно точно уверен, что сегодня отцу не понадобится машина. Им с Коди так редко доводилось кататься вдвоем.

– Не то чтобы надо. А что?

– Лук все еще в хижине? – спросил брат. – Поехали туда? Пожалуйста!

Разве он отказался бы?

– Поехали!

Кратчайшая дорога была перегорожена оранжевыми конусами – из-за той самой трещины в земле, о которой твердил весь город. Прочих водителей раздражало, что приходится искать объезд, но Хантер даже порадовался. Здесь, на длинных, петляющих среди деревьев дорогах, прибавив скорость на пять миль в час – ровно настолько, чтобы не задержали за превышение, – он чувствовал свободу и умиротворение, какие невозможно было ощутить в их маленьком доме. Здесь можно было не бояться, что кто-то выломает дверь и ворвется к ним с угрозами. Только здесь они могли быть собой.